Он и Она
Ветер гонял обрывки газет и последних листьев. Они летали по небу, подобно маленьким привидениям, планируя в выборе места для приземления. Один из таких лоскутков нашел себе уютное пристанище, опустившись на краешек скамейки, где уже сидела ОНА.
Фигурка хрупкая, даже, скорее – щупленькая. Про таких принято говорить: в чем душа держится… Похоже, душа в этом тельце была настойчивой, поскольку, несмотря на пронизывающий ветер, выбивавший озноб , дрожащее тельце не покидало скамейку, а лишь вжималось в нее. Замерев в одной позе, больше похожей на статуэтку, ОНА то ли задремала, то ли вслушивалась в звуки окружающего мира. Стало понятно, что она ждала чего-то или кого-то и лишь куталась в свою шубку.
Глаза ее чаще были закрыты, давая понять, что она предпочитает пребывать в мечтаниях, либо ведет внутренний монолог, демонстративно отрешившись от внешнего мира.
Однако на резкие или незнакомые ей звуки, она реагировала: глаза приоткрывались самую малость, чтобы сквозь узкую щель-амбразуру отсканировать происходящее, и не обнаружив опасности, вновь зажмурить глазки.
***
Где-то неподалеку скрипнула дверь и закрылась практически бесшумно. По всему было понятно, что выходивший не спешил и мог придержать дверь от удара. А может, он жил на первом этаже и бесконечные стуки дверью были его мучением, и вот теперь он не хотел уподобляться и принимать участие в подобном вандализма.
Дверь вздохнула едва слышно, нежно прижавшись к косяку и замерла. Пока ее не дернет следующая властная рука, она побудет в объятиях своего друга-партнера-возлюбленного. Их встречи-прикосновения чаще были кратки, но иногда случались длинные ночи, когда спал и город и этот дом, и влюбленные не расставались.
Выходивший, бережно прислонивший дверь, еще задержал свою ладонь на ручке двери, оставив теплый след, после чего по засыпанному снежком переулку раздались отчетливые шаги.
***
Та, что сидела на скамейке, узнала эти шаги сразу же и едва заметно повела худеньким плечиком – чисто женский жест, подчеркивающий заинтересованность. Она узнала бы их из тысячи других: шаркающая походка и глухой стук трости были для нее музыкой.
Звук шагов приближался, давая понять, что движение идет именно в сторону этой скамейки, хотя вокруг были и другие. Шаги замерли совсем рядом. Тяжелый вздох и вот грузная мужская фигура опустилась на скамейку с противоположной стороны, сохраняя неизвестно кем установленную дистанцию.
«Ты что-то раненько сегодня, давно ждешь? Поди, давно – раз дрожишь. Да вижу, что дрожишь, не отпирайся. Давай, лучше двигайся ко мне – согрею».
ОНА повернула голову, приоткрыла один глаз, но не двинулась с места, давая понять, что «она не такая» и по первому зову не кинется.
Пожилой кавалер намек понял: «Ладно, ладно.. сам подвинусь», и кряхтя, начал передвигаться телом по скамейке, сокращая дистанцию.
Когда он приблизился почти вплотную, ОНА уже не сдерживалась и прильнула к нему всем тельцем.
«А я ведь тебя тут каждый вечер ждал» — проговорил кавалер, поглаживая мягкий мех и чувствуя, как под ним прогибается ее отзывчивое тело.
Мужской голос слегка задрожал:» Вот ведь чего удумала – из дома сбегать… ну, что: нагулялась? Теперь вернешься домой?
Голос стал мягче: «Я тоже скучал, а как иначе – сколько лет вместе, куда я без тебя?» — последняя фраза была актом примирения, прощения.
Слов больше не было. Он просто встал и направился в сторону дома, не оглядываясь. Он не слышал, но знал, что ОНА идет рядышком.
***
В лучах вечерних фонарей отчетливо были видны два силуэта: пожилой мужчина с тростью и маленькая кошечка возле его ног.