Как я боролась с онкологией (часть 1)

Я ехала в Москву.Сквозь слезы и стук колес мелькали воспоминания…

Еще год назад я была поглощена привычными и приятными мыслями и заботами, работая  в перспективном отделе рекламы самого сильного завода концерна Камаз. Все было замечательно. Я не жила, я порхала и наслаждалась предвкушением поездки в столицу. Передо мной было целых две масштабных цели: поселиться ближе к дочери с внучкой и по возможности, помогать им. Вторая цель: применить весь накопленный багаж знаний и опыта. Как-никак 30 лет старалась, уже было чем гордиться.

Совершенно безобидная процедура ежегодного мед.осмотра не предвещала ничего особенного. Мы стайками передвигались из кабинета в кабинет, получая привычные подписи врачей. Но в кабинете гинеколога врач озадаченно поинтересовалась: «У вас есть кто-то дома? Вам нужно собрать вещи и срочно в больницу».

Это было удивительно: ведь у меня ничего не болело… ну, рос немного живот, я считала, что от сытой жизни. А то, что рос он странно: в одном месте и уже выглядел, как бугорок, я на фоне общей жизненной радости, просто не замечала.

Но слова и озадаченный вид доктора возымели действие: я напряглась и отправилась в стационар, где меня успокоили: пока это подозрение на опухоль, а она может быть доброкачественной. Но чтобы не запускать процесс, нужно ее удалить. Это было сказано так спокойно, обыденно, что я восприняла сообщение, как визит к стоматологу для удаления зуба. Я даже шутила перед операцией: нельзя ли попутно удалить и жир с живота…

Поворот судьбы

Воспоминания из реанимации обрывочны, запомнилась эйфория и легкость, пока действовал наркоз и сильнейшие боли, когда он отходил. Теперь я знаю, что такое «ломка» у наркоманов.  Первые два дня, пока нельзя было вставать, со мной сидела дочка, которая специально приехала из Казани (хорошо, в институте у нее были каникулы). А потом уже заставляют ходить, чтобы было движение. Было странное ощущение: ватные ноги не слушаются, в животе сильные боли, одной рукой держишься за стенку, второй рукой держишь повязку и трубки катетеров.

Преодолевать по несколько метров было непривычно трудно, но зато возвращалось ощущение реальности своего тела и чувство маленькой гордости за свою победу. Так проходили положенные после операции дни для восстановления. На 10-й день приходили результаты биопсии, они были решающими, они сообщали: подтвердилась опухоль доброкачественная или уже онкологическая.

Этот день останется в памяти навсегда: теплый июльский день, наш хирург делает обход и сообщает каждой ее дальнейшую судьбу. С замиранием и радостью слушаешь вожделенные, сказанные пока не тебе, слова «вы- на выписку, не забудьте забрать больничный лист у старшей сестры».

И когда очередь доходит до меня, услышать тихое «А вы остаетесь, продолжим лечение», в один момент мир меняется: предметы и люди скрылись в тумане, звуки полностью исчезли. Я оцепенела. Внутри орал чей-то истошный голос: «Этого не может быть! Это не про меня!» Но рядом глухим колокольным погребальным набатом звучало едкое слово «онкология». Прожив 10 дней в онкологическом стационаре, охочие до вразумления новеньких, старожилы быстро тебя  всему обучат. Так и я уже знала, что «лечение» и означает, что опухоль подтвердила свою смертельную злокачественность.

Рецепты лечения рака

На улице торжествовало лето, щедро рассыпая свои дары: тепло, листва, гомон птиц. Распахнутое окно, возле которого я лежала, стало импровизированной сценой иного мира. Того, который я могла помнить, но он уже не принадлежал мне. Ведь я изменилась, значит и мир для меня не мог быть прежним.

Я искала взглядом, за что зацепиться. На ветке напротив сидел воробей, радостно чирикал и топорщил перышки, судя по всему, прихорашивался. А мне теперь некуда прихорашиваться… грустная мысль тут же наполнила глаза слезами жалости к себе, а последствия были мне хорошо известны.

Пришлось включать «самоспасение»: искать что-то более позитивное. Вспомнились симоронские практики, начала повторять про себя, как молитву: «Я – та, что сидит на ветке. Я та ветка, что растет из дерева. Я то дерево, что зеленеет листвой».  Эта игра в каламбур отвлекла и снизила остроту трагизма.

После выхода из ступора у меня начался приступ злости и я начала метаться в поисках другого онколога, чтобы пересмотрели диагноз, казалось, что это ошибка, со мной такой не могло случиться! Я подняла на ноги все возможные связи, и онколог был найден, но диагноз не изменился. Нужно было готовиться к адской процедуре химиотерапии (сознательное отравление организма, чтобы выжечь раковые клетки, но попутно и здоровые).

Человеку нужна поддержка

Но благодаря моей способности налаживать контакты, за 10 дней «до дня Х» я перезнакомилась со всеми мед.сестрами и сумела расположить к себе даже старшую сестру, потому химиотерапию со мной она проводила лично. Длится это это варварство (по другому не назовешь) 5-6 часов, в вену тебе вливается до 3 литров всякой гадости, организм сопротивляется и начинается сильнейшая рвота. Потом месяц ты отдыхаешь и все повторяется заново.

Таких курсов нужно пройти минимум шесть, а там снова анализ на биопсию, чтобы увидеть динамику. В моем случае хватило шести курсов, потом наблюдение на группе инвалидности, щадящий режим жизни и питания. Словом, перемещение в разряд инвалидов.

Я чувствовала себя вычеркнутой из жизни. Конечно, огромная поддержка в этот момент со стороны близких: мужа, сестры Гали с мужем, мои дети, мама. Я опиралась на их заботу, но в то же время чувствовала себя иждивенцем, ведь до сих пор это я поддерживала всех. Чувство вынужденной беспомощности росло.

Ведь  когда на пике карьеры ты падаешь на землю с диагнозом онкология, проводишь полгода на химиотерапии и получаешь страшную розовую справку об инвалидности, запрещающей тебе работать, поневоле начнут приходить мысли о неизбежном конце. Тем более, в больнице, куда я теперь должна была ложиться каждый месяц, я видела, как смерть забирает людей без скидок на возраст: косит и старых и молодых. а я в этой очереди была совсем не молодой.

Как жить дальше, если нет сил

Я честно пыталась жить с этим диагнозом, даже спорила с комиссией, просила выдать мне другую справку, дающую право работать, но мне отказали. Потом я проявила недюжинную активность, чтобы организовать в квартире капительный ремонт, да еще с оформлением документов на перепланировку. Честно прошла все инстанции и получила разрешение. Муж занимался уже грязной строительной частью. Ремонт был сделан, квартирка ожила.

 А я – нет. Я по-прежнему ощущала себя био-роботом, в котором выжжены все чувства. Я использовала остатки связей и устроилась работать в детский центр, что был в соседнем доме. Это можно было считать редкостной удачей: не нужно добираться транспортом, а выйти из дома за 5 минут до начала рабочего дня: о таком мечтают тысячи, но радость не поселилась в душе. И сама работа – среди детского шума и радости, праздников и творчества — все то, что я очень любила ранее, и о чем могла бы только мечтать, перестали вдохновлять меня.

Я почувствовала себя лишней на этом празднике жизни и покинула мир детства. Хотя напоследок я организовала себе праздник- с размахом отметила 50-летний юбилей в стенах этого детского центра.

И опять ушла «в никуда».

Но еще какое-то время продолжала «трепыхаться» и суетилась, втискивая себя в прежнее течение жизни. Я даже улыбалась, пытаясь вспомнить состояние, следующее за улыбкой, но память молчала. Ее, видимо, тоже выжгли препараты химиотерапии. И теперь там прорастал страх безысходности.

И все же я сделала еще одну попытку – перейти под крыло знакомого бизнесмена и заняться у него организацией нового направления в бизнесе: подбирать персонал, проводить собеседования и тренинги, заниматься рекламой. Было увлекательно. Так сообщал мне ум. А душа молчала. И это было тоскливо. Это была не я.

Я – та, которая была прежде, созданная из разных кусочков событий, в которой жила яркая душа, уже умерла. А без души жить я не умела.

Может ли человек жить без души

И тогда я увидела ближайшую перспективу: свою могилку за убогим забором (что за дикие нравы в нашей культуре – мелькнула мысль) и страшно возмутилась. Ура! Это была первая эмоция за последнее время. И пусть она была не радостной, но она была яркой. Я знала, что возмущение может быть обратной стороной радости, нужно только постараться.

Ухватила я возмущение видом собственной могилки и тут понеслось. Вспыхнуло яркое ЖЕЛАНИЕ, наконец-то! Желание вполне конкретно оформленное в цель: уж если мне суждено умереть ( а от онкологии большинство умирают – такая была необоснованная статистика в моей голове), то я хочу быть похороненной в Москве.

Только так, а не иначе. Дерзко, правда? Ведь чтобы осуществить эту затею, нужно было иметь московскую прописку, а для этого необходимо заиметь там жилплощадь. А как это сделать? Правильно – продать то, что мы сейчас имеем: 3-комнатную квартиру в самом центре города, престижный район. Для обывателя, всю жизнь стремившегося к подобному положению, это показалось бы абсурдным, ведь в Москве мы смогли бы купить не больше комнаты.

Настолько дерзко, что когда я сообщила эту идею мужу, он опешил. Но с умирающими ведь не принято спорить.  Никто из многочисленной родни и не спорил со мной, правда, пытались убедить поехать, пожить, посмотреть, «притереться». Но я не соглашалась на полу-меры, убедив себя и убеждая родню, что могу не успеть. И все замолкали, не зная, что возразить.

Хочу изменить свою жизнь

Желание было такой невиданной для меня силы, что я была похожа на одержимого человека. Я находилась в состоянии между страхом смерти, который сама же в себе разжигала, как стимул для движения к цели, добавляя к нему страх неизвестности на новом месте. А вместе с ним загоралась ярким огнем радость перемен, вера в то, что хуже не будет, будет только лучше.

Было страшно подумать, как я буду справляться, если муж откажется ехать со мной, решит остаться, подавшись убеждениям своей матери и прочным связям. Я уже привыкла, что он всегда рядом, он надежная защита и опора в большом и малом. Но невероятной силы убежденность, что все будет хорошо, сметала этот страх.

На мое счастье, муж согласился. Это было первым сигналом верности моего решения. Решение принято. Я еду в один конец, не давая страху лазейку: «если не получится – вернешься в привычное болотце».

Итак, на 51-м году своей яркой жизни, я ехала в Москву. Покорять или покоряться? Там видно будет, повторяла я себе фразу под одобрительный стук колес. (продолжение следует).