Любимая бабуся

Бабуся-Маруся… я завела разговор, которому не было суждено состояться в реальности. Бабуся осталась в памяти  человеком из ценной части моей жизни.

Среди близких всегда найдутся люди, которых не замечаешь, как воздух – настолько они жизненно естественны.

Сейчас остается только сожалеть, что в нашей семье душевные разговоры не были приняты, да и сентиментальность не стала лучшей среди традиций: проявлять нежность бабуся не научилась – жизнь ей, рожденной перед революцией, досталась не слишком ласковая.

Мир был строг, вот и молодая Маруся научилась сдержанности в словах. Чувства свои выражала в неприметной заботе о близких. На жизнь не роптала, никого не осуждала, советов не давала, не причитала и сплетни не передавала.

Жила не замысловато, но чисто и честно. В ладу с собой и богом.

Как же теперь я жалею, что в своей юной суете не хватило ума поинтересоваться тем, как прошло ее детство, какой была ее юность, как она вошла в любовь (если была таковая). Как она выходила замуж (по своей ли воле или по нужде) и откуда взяла смелость отказаться от мужа, когда он начал сильно пить.

Вот именно — отказалась, не признав его, когда притащили пьяного. Не побоялась осуждения, не испугалась того, что останется одна с ребенком на руках.

Самоуважение было в ее душе, этим она поделилась со своей единственной дочерью – моей мамой,  мне тоже стоило у нее поучиться.

Моя бабуся Маруся прошла через военные годы с голодом и разрухой — наверное, потому она всей душой чувствовала каждое блюдо, которое готовила. У нее все было настолько вкусно, что когда я жила под ее заботливым кровом, то прилично растолстела. А потом пришлось худеть.

Последнее, что я помню о моей бабусе: когда она уже практически слепая, сидела на диванчике у мамы, куда ее забрали пожить. Слезящиеся глаза, мутный взгляд скользил вокруг, она не узнавала того, кто прикасался к ее плечу и переспрашивала: «Ты кто?» пытаясь вытащить из памяти знакомый ей образ.

Я присаживалась рядом, прижималась плечом к ее сухонькому тельцу, брала в ладони ее узловатые пальцы и гладила покрытые вздутыми венами, с натянутой сморщенной кожей, натруженные руки.

Я уже не делала попыток разговаривать с ней, видя, что она пребывает в своем мире, беззвучно разговаривает с кем-то невидимым. Мне казалось, что ей хочется многое рассказать из того, что не успела,  или наоборот, расспросить о том, как я живу.

Я чувствовала, как подрагивает ее тело при вдохе и в эти моменты она была особенно похожа на потерявшуюся в лесу малышку, которую, наконец, нашли и она отчаянно хочет, чтобы ее пожалели, обняли и успокоили. Я гладила ее по плечам и спине и глаза мои становились влажными от нежности.

А когда ее измученное долгой тяжелой жизнью и болезнями тело отозвалось, я почувствовала, что  ее маленькая рука ожила и сжала мою кисть.

Хорошо, что сверху была моя ладонь, потому что на нее капали слезы.

Это были слезы запоздалой благодарности.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.